Нарыл таки на старом винте это монументальное полотно два на три метра) Валар, холст, масло хДДД Предыстория такова: как-то на занятиях йоги, в рамках физры, наш препод(по совместительству психолог) дал нам задание написать некую "сказку" о моральном перерождении. На кой черт ему это надо было я не знаю, но факт остается фактом. Пока другие писали про мышек,которые стали храбрыми, про ежей,которые стали умными, и про прочую фауну, Валар сидел в общаге и катал млять вот это... Увы, по просьбам представителей интеллигенции оригинальная орфография и пунктуация не сохранены,(я правда мало что в силах исправить,так что недалеко ушел) хотя было бы имхо ржачнее. И тааааак
сказка, мл@ть, на ночьНе помню точно когда, может год, а может быть и два назад, да это в принципе и неважно, в один маленький захолустный городок где-то в Сибири заехала бригада архитекторов и прочей инженерской братии, как позже выяснилось, по приказу администрации. Целью их визита был не туризм, не заработки, а вполне себе духовная задача – реставрация близлежащей старой церкви, разрушенной при пожаре еще во времена гражданской войны. Жаркий июль был в самом своем расцвете, когда в местной газетенке на первой странице появилась статья о «сенсационной находке». Оказалось, что эти самые архитекторы в этой самой церкви наткнулись во время подготовки остова здания к реставрации на вполне себе настоящий клад. Старый, наполовину прогнивший из за долгих лет и изрядной сырости, сундук с набитыми на него латунными накладными узорами нашли в земле, метрах в двух от края фундамента, когда рыли котлован для бетонирования кирпичного основания церкви. Сундук в присутствии блюстителей закона был вскрыт, но ничего представляющего материальной ценности, кроме разве что трех чашек да пары блюдец из серебряного кофейного сервиза, найдено не было.
Некогда богатое и красивое шелковое тряпье, шляпки, шарфы, веера и прочие приблуды дамского туалета, пара полуистлевших книг на французском и немецком, фарфоровые статуэтки, несколько тетрадей да пресловутое серебро- все было без тени сомнений передано в пользование местному краеведческому музею, где две дряхлых женщины-историка хором утвердили, что сей сундук принадлежал, скорей всего, одной известной в этих краях купеческой семье, которые уехали в Петербург незадолго до первой Российской Революции. А потом тут же припомнили занимательную историю, как их при переезде обокрали, что «дескать, у них в одном из сундуков золотые украшения да каменья драгоценные упрятаны были», но грабители по ошибке «стырили» другой, с вещами одной из молоденьких купеческих дочек.
С легкой руки городской администрации «стыренное» в конце 19 века непутевыми грабителями барахло стало местной достопримечательностью, и осенью на экскурсии в музей демонстративно повели толпы школьников. А книги и тетради сдали в городскую библиотеку, где те, возможно, и пылились бы до полного забвения, если бы не одно обстоятельство. Когда дореволюционные томики Вальтера и Гете на оригинальном языке были с гордостью поставлены под стекло на всеобщее обозрение, руки библиотекарей дошли и до тетрадей, одна из которых оказалась дневником юного почитателя средней из купеческих дочек, Анастасии…
«Вчера весь день лил дождь, а когда к вечеру кончился, стало ясно, что дороги размыты и в город из поместья попасть будет непросто. Конюх заявил, что при всем своем желании не собирается ночью толкать повозку с моей персоной один по распутице, тем более что зима была суровой и зверье по округе до сих пор лютое шастает. И терять двух коней, собственную жизнь, да, в конце концов, и мою ради барской прихоти повидать вас, он не собирается. Андреев, отцовский управляющий, так же всячески меня уговаривал остаться еще суток на двое и потом вместе с ним на утро четверга выехать из поместья. Согласился, теперь сижу, жгу за свечой свечу, читаю старые газеты и пишу вам, мой ангел, воображаемое письмо. Где найти в себе смелость открыть свои чувства, не знаю.
Проклятые эсеры взрывают свои бренные тела за идею, находят в себе силы калечить людей за пустые слова, а во мне не находится смелости просто поговорить с вами…»
«…Вот уже неделю веду папенькины дела, его текстильная мануфактура все так же процветает. Скоро, когда я войду в дело, наши встречи могут участиться, ведь ваш отец как никак известнейший купец во всей округе. Жду с нетерпением этого потрясающего момента, ведь мы с вами так ни разу толком и не поговорили. А я между тем уже влюблен в вас с первого взгляда…»
«Крестьяне уходят на заработки один за другим, помещичье хозяйство бабушки истощено и экономически я бы даже сказал убыточно. Она между тем опять уехала к сестре в Иркутск, беззаботная, ну прямо как чеховская Раневская. А ведь вишневый сад то продали…»
«Вы на званом вечере сегодня были так грустны, я даже боялся подойти и спросить в чем дело. Весь вечер проговорил с вашим отцом о делах. Он ставит нам невероятно жесткие условия, прибыль едва будет покрывать расходы. Думаю, после нашего брака мне удастся с ним поладить… »
«Ездили вчера с папенькой травить волков. Крестьяне жалуются, что уж больно много зверья в округе стало. От волчьего воя ночами в бабушкином поместье как-то даже не по себе становится. Волк, тварь хитрая, мы исколесили всю округу и так ни одного не затравили»
«Не видел вас уже третью неделю, истосковался так, что нет мочи. Вчера снова устраивали травлю, опять безрезультатно. За все лето затравили только пятерых. А между тем уже двое крестьян, уходивших за пушниною, не вернулись…»
«Что же вы наделали! Что же вы наделали! Как же вы могли так со мной поступить! Ведь я же любил вас, любил до безумия, а вы даже не обратили внимания на мою особу! Пока я волков травил, вы обручились с каким-то купчишкой, и вот я узнаю, что вы уже сбегаете с ним и родителями в Петербург! Нет вам прощения! Вы ведьма, что околдовала меня и использовала, как хотела! Вас положено сжечь на костре или на худой конец повесить, но вы спокойно себе живете и портите людям кровь! А ведь я вас любил…»
«Вы затравили меня как волка, я мечусь по этому треугольнику из красных флажков и вою, вою, вою… Вчера на охоте решил было уйти куда глаза глядят, стать одиноким зубастым зверем и не давать вам покоя, но решил, что это не слишком малое для вас наказание, я приеду в город и передам вам этот дневник, чтобы вы знали, как подло вы со мной поступили, и только потом уйду в тайгу, и буду преследовать вас раненым зверем всю дорогу...»
Наполовину истлевший дневник восстановили по крупицам и опубликовали все в той же местной газете. А дотошные историки позже обнаружили, что после отъезда купеческой четы все чаще крестьяне сообщали о волчьих буйствах в округе. Волки загрызали скот, они нападали на охотников, они подходили к селам все ближе и ближе. Но самым странным было то, что часто описывали возвращающиеся с заработков крестьяне, - это волчьи следы вдоль дороги от того самого поместья, где жил юный влюбленный. Раненый волк брел вдоль дороги совершенно один и злыми, но ,между тем, тоскливыми глазами глядел на идущие вдали телеги, так что лошади, чуя на себе этот взгляд, вставали на дыбы и отказывались ехать дальше. Убил раненого волка денщик тех самых купцов, в тот момент, когда одичавшая от боли и голода псина кинулась на идущую впереди коляску с купеческими дочками…
Иркутск зачётно^^