В роли дяди Федора - Реймонд Уотс...
Сопру, ибо это одна из любимейших моих история замечательной девушки Маши
13.02.2012 в 06:31
Пишет anarien1:Немного о необычных приключениях Марии
И снова всё чистая автобиографическая правда устами начинающего писателя и врача-уролога со стажем.
О невероятных приключениях Марии.
Эту историю я знаю наизусть, и сколько слышу - столько же раз цепенею от ужаса и складываюсь пополам от хохота.
Встречаем.
читать дальшеЧто такое человеческая память?
«Высший пилотаж психики по запечатлению, хранению и воспроизведению прошлого опыта». Понятие, предлагаемое в статьях, отражает суть процесса, но у каждого из нас свои аллегории на этот счет.
Для меня человеческая память сравнима с Городом.
По прошествии времени наш Город разрастается воспоминаниями, как новостройками. Так рождаются новые улицы, проспекты, развивается инфраструктура.
Все мы разные и у каждого из нас свои личные тараканы в голове и, соответственно – свой Город. А вот названия улиц очень похожи. Это как в жизни. Почти в любом городе есть улица – Советская, Мира, Строителей, Набережная, Школьная.
Так и у нас – улица Разочарований, Боли, Любви, Предательства, Счастья, Страданий, которые мы сам щедро заселяем людьми, живыми и теми, кого уже с нами нет…..
Лично в моем мегаполисе почти все улицы с негативной окраской названий сливаются как кровеносные сосуды в сердце на переулочек – «Сама виновата, Дура!», а позитивные на - «Все произошедшее – Чудо Божье»
Осознанно, а иногда даже не отдавая себе отчета, мы устраиваем себе туда экскурсии. По плохим улицам ходить никто, кроме моральных мазохистов не любит: темно там, страшно и неуютно. Хотя по молодости и глупости нас туда частенько заносит. Это ведь умудренные опытом мы каждое воспоминание встречаем на жаргоне дворовой шпаны - «Эй ты, слышь воспоминание, с какого района?»
И если с неблагополучного – спешим ретироваться. И это абсолютно логично, ведь если разобраться, жизнь многих людей направлена не на поиск наслаждений, а на избегание боли. Вот и мы стараемся избегать боли от блуждания по горестным воспоминаниям.
А легкомысленная юность, подобно заблудившемуся гостю Города, выныривает опрометчиво на зловещую окраину, пугается и начинает тормошить случайных прохожих - « мне сюда не надо было, как же мне отсюда выбраться?!»
Истории, которые я хочу вам поведать, проживают на самом посещаемом мной и друзьями – туристами проспекте «Невероятные приключения Маши». Расположен он в живописном историческом центре и гулять по нему всегда увлекательно. Каждое здание неповторимо и рождает ностальгическую улыбку. Моя любовь к проспекту – взаимна. В любое время дня и ночи он принимает меня в распростертые объятия и здесь как у гениального Гюго в его Соборе – даже камни отзываются на мое имя.
Допускаю, что отношение к описываемым событиям у читателей может быть многоликим и даже вовсе непредсказуемым. Но думаю, что каждый, кто хоть чуть - чуть знает меня лично или по рассказам, согласится - все они вполне в моем духе, а из песни, как и из истории, претендующей на реальную основу, сами понимаете, – слов не выкинешь.
Итак, рассказ первый.
Назову его, перефразируя один знаменитый фильм с Антонио Бандерасом просто и со вкусом –
«Однажды в Москве».
Итак, 2004 год. Восемь лет прошло. А яркость воспоминаний и запускаемые ими эмоции не померкли. Попробую объективно набросать штрихами свой психологический портрет того времени.
Студентка последнего курса мединститута. Амбициозная провинциалка, пусть и без печати гениальности и багажа школьных знаний исходно, но с удивительной памятью и диким желанием доказать всему миру, что каждый сам зажигает свою Звезду.
Скажем сейчас этому громкое и насмешливое – «Хе!»
Мир вокруг меня жил полнокровной жизнью. Однокурсники встречались, влюблялись, женились, разводились, снова влюблялись. Мне же, как в песне не везло с этим так, что просто беда…..
Может быть, именно поэтому я с упрямством, граничащим с религиозным фанатизмом, бегала как заведенная по всевозможным научным обществам. Дабы на очередной конференции получить в дрожащие от восторга руки очередную картонку диплома. Так сказать сублимировала….
Однако, несмотря на то, что количество научных трудов росло в геометрической прогрессии, отправлять меня для их презентации за пределы Красноярска сновские (примечание от Анри: СНО – студенческое научное общество) гуру не отваживались.
И, черт возьми, я их сейчас прекрасно понимаю.
Ну не вязался мой образ с тем, что приятно явить миру. Хотя речь моя была четкой и связной, да и большинство каверзных вопросов, благодаря ударному труду на ниве науки, мне удавалось отбивать так же лихо, как Шараповой теннисные мячики.
Но!
Уж слишком я напоминала внешне этакого взлохмаченного воробья – маленького, серенького и растрепанного.
Лохматость объяснялась недоверием, к коварным парикмахерам, оболванившим меня однажды на манер персонажа, пишущего письмо турецкому султану. Воистину это профессиональная прослойка подтвердила тогда ср.церк – слав. значение слова коварство – коватизъiа- «замышлять недоброе» (словарь М.Фасмера).
Причем она, судя по виду моей прически, не - только замыслила, но и осуществила
После этого ваш покорный слуга, используя канцелярский клей, и свой собственный нос просто вынужден был
(каюсь, конечно) ввести в заблуждение доброго фельдшера в медпункте внезапным насморком, поразившим его во цвете лет. Помню одногруппник, застукавший меня за заливанием клея в носовые ходы присвистнул и воскликнул с восхищением – «Ловко, однако!» А что было делать…….. Справка, выданная жертве парикмахерского беспредела изрыгающей громогласный чих, позволила ей хоть чуть-чуть обрасти за неделю и избежать ненужных взглядов и глупых вопросов.
По причине презрения, которым я облила после инцидента, всех людей на планете Земля вооруженных ножницами и расческой кудри мои торчали в разные стороны как у домовенка Кузи, сунувшего пальцы в розетку.
Одежда тоже была эээээ, мягко говоря, своеобразной.
Как говорят мудрецы – чтобы купить костюм, нужно иметь костюм.
Ну и вкус конечно.
Буду честна, как на присяге. Ни того ни другого не имелось в наличии.
Поэтому покупка любой вещи для меня была сравнима с зубной болью. С космической скоростью я обычно проносилась по китайскому вещевому рынку, выхватывая из этого гудящего муравейника первое, что попадалось в руки, и бежала оттуда, как- будто сама смерть гналась за мной, обжигая пятки.
Так что, друзья – вечное сократовское - «Заговори, чтоб я тебя увидел» разбивалось вдребезги о русское народное – «Встречают все- таки по одежке».
Вот, в целом и весь мой портрет.
Кстати, про заговорила…..
Оформляла мой портрет рама из совершенно невозможных, я бы даже сказала по-деревенски грубоватых речевых оборотов. Обороты чудесным образом терялись во время научных докладов и неожиданно образовывались в обычной жизни.
Думаю, это была моя своеобразная защитная реакция на мир.
Однако, любой непосвященный в этот мой парадокс, понятное дело, пообщавшись со мной вне конференц-зала, испытывал желание воскликнуть по примеру Розы Абрамовны из «Гадюки» - «Это какой - то демобилизованный солдат, ну разве это женщина!».
Все эти мои прибабасы настораживали ученых мужей, и отношение большинства из них ко мне складывалось специфическое. Меня разглядывали с любопытством естествоиспытателя и что - то вроде «Кто же это сладкоголосое лесное чудище, а оно случаем не кусается?!» сквозило в их взглядах, кидаемых с реальной опаской в мою сторону.
Несмотря на все это, на шестом курсе случилось чудо. Руководство научного общества приняло решение об отправке двух студенток на конференции, в города Томск и Москву.
Прелестную Леночку, с льняными волосами, фарфоровой кожей и искрящимися интеллектом и радостью жизни глазами в обрамлении пушистых ресниц, почему-то в Томск.
А вышеописанную меня, аж в саму столицу….
Оправившись от совершенно искреннего изумления, я решила оправдать возложенное на меня высокое доверие всеми возможными и невозможными способами.
Собирали меня в неблизкий путь – всем Миром, всей Планетой, всей Землей!!!
Набор предоставленных добрыми самаритянами вещей возглавляли, как в списке Шпака, два пиджака – один черный, другой красный, дальше следовали всякие мелочи - белая блуза, фен, в количестве – по одной штуке.
Портсигаров и магнитофонов, правда, не было, врать не буду, по вполне понятной ненадобности в грядущем путешествии.
Я до одури учила доклад и даже в поезде продолжала бубнить его днем и ночью, к явному неудовольствию соплацкартников. Апогеем моего научного безумия стало трехчасовое разглагольствование на тему электрохимической детоксикации в гнойной хирургии, и перечисление заслуг в этой области доктора наук Петросяна. И, о которой, как о высшем достижении научной мысли, я спешила поведать в первопрестольной.
Глаголила я случайному попутчику, смиренно покорившемуся мне как неизбежному злу. Мужчина слушал мои речи, заворожено и не сводил с моего воодушевленного лица немигающих черных глаз, подобно змее взирающей на факира.
Правда по окончании моего словоблудия он разрушил мое наивное убеждение о волшебной силе науки для простых смертных, поскольку длинно- сладко зевнул и заявил устало:- «А я думал, что Петросян это комик». И мгновенно уснул.
И вот я в Москве. На перроне меня встречал племянник и ответственный по секции «Хирургия» студент москвич, оба держали в руках огромные плакаты с моей благозвучной и говорящей фамилией, видимо чуя, что без этого поймать меня будет не так-то просто.
Местом проживания сибирского гиганта хирургической мысли было определено общежитие Тимирязевской сельскохозяйственной академии, лихо переделанное предприимчивыми москвичами под гостиницу. Моей соседкой стала врач – стоматолог, приехавшая на стоматологическую выставку, для пополнения своих и без того полных, судя по ее собственным отзывам, стоматологических знаний.
Конференция намечалась на утро.
И вот – вечер. Как говорится – ничто не предвещало беды. Откушав позднего ужина, я надела свою любимую пижаму с бегемотами и приготовилась к объятиям Морфея.
Как вдруг из угла стоматолога раздался устрашающий РЫК!
Рык нарастал как пожарная сирена и оказался на поверку храпом, ужаснее которого я ничего ранее не слыхивала….
Что я только не делала.
Засовывала в уши самодельные беруши из шариков для снятия макияжа, потом свою голову под подушку, откуда извлекала ее красную и мокрую от пота со ртом, судорожно хватающим воздух. Озверев окончательно, я подкралась к этой рычащей женщине и начала совершать вокруг ее ложа что-то наподобие ритуального танца с посвистыванием, потоптыванием и хлопаньем в ладоши.
Ничего не помогало.
Стоматолог сладко спал, как человек, заплативший все налоги, причем не только за себя, но и за всех своих потомков. Ну, или делал вид, что спал.
В какой - то момент меня даже посетила безумная идея, что она вражеский лазутчик, этакий «шумовик» подосланный для моей нейтрализации как возможного конкурента. Правда я быстро себя одернула, не за Нобелевскую же премию все- таки приехала бороться. Нобелевская не Нобелевская, но с заспанной и опухшей от недосыпа мордахой москвичей не покорить, думала я невеселые думы.
И тут неожиданно я нашла себе местечко для сна, пожалуй, единственно возможное в этой, согласитесь непростой ситуации. Корячась всем телом и непрерывно наступая на сползающие от натуги пижамные штаны и по причине оного практически с голой пятой точкой, я перенесла огромный матрасище с кровати в ванну. С превеликим трудом водрузив его в место, которое предназначено для омовения тела и соорудив себе нечто вроде гнезда, я, вконец умаявшись, провалилась с глубокий сон под звук падающих капель и пение сверчков.
Утром, замахнув стакан кефира, и бросив ненавидящий взгляд на продолжающую свое «тувинское горловое пение» соседку, я помчалась к метро. Дело в том, что в списке моих личных владений сотовый телефон, как предмет небывалой роскоши, не значился и посему опаздывать к месту сбора докладчиков у памятника на Ярославском вокзале, было смерти подобно!
Я прибыла за полчаса до намеченной встречи и с видом деловой женщины начала обхаживать кругами стрелковочный памятник
Но.
Кроме бомжихи, в странном головном уборе, с какими - то обвисшими грязными перьями, испрашивающей заунывным голосом у меня копеечку на прожитье, никто так и не появился. Ни через полчаса. Ни через час. А сунув через некоторое время руку в сумку, я обнаружила две вещи.
Первое – программку конференции с адресом – Будайская, 4.
Второе – пропажу кошелька с деньгами на проезд.
Где его подрезали – одному Богу известно.
Мда уж, видимо все-таки ночная борьба с соседкой за мир без храпа и ночевка в гнездовье на дне ванны не прошла бесследно и напрочь ослабила мою бдительность.
При ревизии сумма оставшихся финансов составила -30 российских рублей.
О Боги!
Я воздела руки к небесам. А вы бы не воздели?!
Что такое для впервые приехавшей из Сибири докладчицы скупая информация о Будайской, 4. Капля в море! Куда мне ехать на эти тридцать целковых прикажете? Где они эти проклятые люди, и у какого чертового памятника (и у памятника ли?) они все собрались и свалили по загадочному адресу, указанному в розовой брошюре…..
Видимо мое отчаянье, судорожные прыжки из стороны в сторону, воздевание рук к небесам с попеременным угрожающим помахиванием кулаками невидимым докладчикам, а также ежесекундным хватанием себя за волосы, напугало бомжиху до полусмерти и она, пятясь и глядя мне в междубровье, быстро-быстро исчезла в подземке.
Движение остальных прохожих, достигающих Безумную Меня, тоже параболически менялось, и я поняла. Причем поняла отчетливо. Дела мои плохи и не просто плохи. Я - в полном дерьме.
Просто по уши.
И тут я как утопающий схватилась за соломинку.
Дело в том, что мимо меня в этот страшный час и в эту страшную минуту проходил довольно-таки щуплой комплекции человек в черном-черном пиджаке.
Человек отдаленно и неуловимо напоминающий Дитя гор, ну или попросту грузина, возможно метис. Шестым чувством я уже понимала, что от чистопородных братьев славян помощи не дождешься, они обходили меня как пациента лепрозория, игнорируя даже попытку встретиться с ними взглядом, не говоря уже о том, чтобы с ними заговорить о своей беде.
Я решительно преградила метису дорогу и, заламывая руки, отчаянно обратилась к нему с просьбой позвонить по его сотовому телефону, посулив дать за услугу денег (конечно, у меня же целых тридцать рублей, забыли?!).
Параллельно я поведала о далекой заснеженной Сибири, хитроумном ответственном-безответственном студенте, отбывшем в неизвестном направлении, и вообще, что это не город, а КАРАУЛ, и я хочу домой! Закончила я все высокохудожественным всхлипом и протяжным «УУУУУУ» - завыванием волчонка с перебитыми лапами.
Во время моего вокзального «плача Ярославны» глаза Полугорца - Полунеизвестнокого осветились искренним участием и он, судя по всему, проникся горем внешне не совсем адекватной сибирячки с клоками собственных волос в руках, так как на последнем - «У», он, молча и торжественно, протянул мне свой сотовый.
Смотрел он на меня во время этого протягивания, как Данко вырвавший и протягивающий людям свое сердце.
Ответственный студент, пойманный сотовой паутиной, неизвестно в территориальном смысле где, провещал голосом, не выражающим абсолютно никаких эмоций, что конференция уже так сказать идет полным ходом, нууу, а мне, мне всего-то нужно сесть на электричку и приехать на платформу Яуза, а там полем, лесом, в общем, язык доведет….
И отключился.
Я сжимала ни в чем невиноватую трубку, как Высоцкий письмо, то есть как голову змеи, только у него там сочился яд измены, а у меня вполне оформленное осознание того, что меня только что, по-жесткому кинули, и я в глубоком нокауте.
Незнакомец, давший телефон, потрясенно смотрел, как слезы градом катятся по моим щекам, и как судорожно до побелевших костяшек я сжимаю его средство связи, и вообще, веду себя так, будто я поговорила по нему не с человеком из плоти и крови, а с жителем преисподней.
Неожиданно мои немые рыдания прервались чистой русской речью, исходящей из уст, взиравшего на меня, владельца телефона.
«Значит так. Меня зовут Дима, сейчас я встречу двух друзей с поезда и мы тебя отвезем. Ничего у этого Сту – ден - та, тут он сурово погрозил пальцем своему сотовому, не выйдет. Не двигайся с места, продолжал он командным голосом, телефон я тебе оставляю. Вот номер моего второго сотового, если что».
Сразу маленько забоявшись неизвестного «если что», я послушно мотнула головой и протянула жалобно – «ага».
Не прошло и десяти минут, как человек в черном-черном пиджаке появился с двумя сотоварищами и усадил меня, как в детской страшилке, в черный-черный мерседес, купив предварительно карту Москвы.
По квадратам, загадочная Будайская, 4 нашлась неожиданно быстро, и мы помчались под звуки моего доклада, который от всех свалившихся на меня потрясений, начал почему-то забываться.
Место конференции неумолимо приближалось, и тут мы остановились на заправке.
Что вы думаете, заправились-поехали?
Ха!
Еще раз – Ха!
Поев московского бензина, гордый немецкий автомобиль издал неприличный и пугающий звук: «Чих – пых-пых – пууу», дернулся, как смертельно подстреленный зверь, и замер…..
Мой благодетель поначалу предпринял безуспешные и многочисленные попытки реанимировать, так некстати выкинувшую гадкий номер, машину.
Во время «реанимации» в его речь вплетались длинные ругательства на чудном языке, но и они ощутимой пользы, понятно дело, не приносили.
Злобно попинав безмолвную машину по колесам, оббежав ее раз пять по периметру, и изрыгнув при этом все возможные проклятья, водитель, наконец - то молча сел и уткнулся тоскливо в руль.
И вдруг тягостную и затянувшуюся тишину разрезала приглушенная речь пассажиров с заднего сиденья:
«Это баба эта во всем виновата».
Я, с мгновенно похолодевшими жилками и поджилками во время этого зловещего шепотка, четко и горестно осознала: владельцы голосов, посовещавшись между собой, пришли к опасному выводу, о том, что волна моего тотального невезения, по всей видимости, распространяется и на них, подобно смертельному радиационному излучению.
Ну, волна эта вроде, как суслик в «Мимино», ее хоть и не видно, а она - есть.
Дмитрий, правда, сразу пресек эти шипящие инсинуации, презрительно пшикнув в сторону, откуда они доносились, что меня успокоило и отогнало липкий страх, аспидом заползающий в мою душу от сложившейся ситуации.
Сразу после этого он как-то очень целеустремленно выбежал на проезжую часть и просто грудью остановил в следующую минуту белую «Ниву», пригласив меня знаками подойти.
Сев в машину вместе со мной, он подробно объяснил водителю по карте, куда меня нужно везти, заплатил ему за мой проезд пятьсот (!!!) рублей, подарил карту, а мне записал номера всех своих телефонов с просьбой звонить в случае проблем. Погрозив на прощанье, что записал номер «Нивы», и если что- то со мной случится, он найдет водилу в небе, на земле и под землей, он пожал мне руку и оставил наедине, с испуганным его темпераментом, мужчиной за рулем, и не менее испуганной женщиной на заднем сиденье.
Несколько минут мы ехали в гробовом молчании, а потом я тихонечко завела свою шарманку с детоксикацией.
Водитель, вслушавшись в мое бормотание, удивленно вскинул брови и поинтересовался – «А Вы что, врач?».
Получив утвердительный ответ, он почему-то заинтересованно стал расспрашивать, а умею ли я лечить зубы. Я уставилась на него вопрошающе. А он, между тем, продолжал.
Дело в том, грустно повел он рассказ, что они с женой – беженцы с Боснии и Хорватии, сбежали от войны, живут в машине и возможности полечить внезапно разболевшийся зуб, он не имеет. Типа, не могу ли помочь.
Тут уж у меня брови полезли…..
Ох, мляяяяяяяяяяяяяя!!!!!!!!!!!!
Из огня да в полымя…..
Значится теперь еще и беженцы……
«Не, я не по зубам», - тихо-тихо, как мышка-норушка, пискнула я и все дорогу не проронила больше не слова, прекрасно понимая, что детоксикация в доме на колесах вопиюще неуместна.
Вот и нарисовалась Будайская, 4, я попрощалась с беженцами и с мыслями: «Ужо я вам всем покажу», - направилась к парадному входу.
Гардеробщица оказалась крупной бабой, которая принимая мою куртку, попыталась срезать меня на лету убийственной фразой с сильным украинским акцентом: « Но що ти дитинко, куди ти бiжишь то, конференцiя то, давно закончiлася»
Но остановить «дитинку» после всего случившегося за эти сутки не представлялось возможным не только этой бабище, с ее трагически-безысходным «закончiлася», но и самому Сатане !!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Я вошла в зал под фразу с президиума: «А теперь мы заслушаем последний доклад».
В ответ на эти слова в зале произошло торопливое шевеление, и на сцену уверенной походкой направилась бойкая девица, в ядовито-зеленом брючном костюме.
По злой иронии судьбы мой доклад даже не был внесен в программу выступлений, из-за отсутствия его электронного варианта в списках заявок.
Но отступать было некуда.
Рубикон, как говорится, пройден.
Тут уж или грудь в крестах, или голова в кустах.
Мягко ступая, с невесть откуда взявшейся кошачьей грацией, на глазах у изумленной толпы и ответственного студента, с недоумением наблюдавшего за моими маневрами, я пробралась к главе президиума – седовласому профессору.
И горячо зашептала ему прямо в ухо:
«Позвольте выступить, я с поезда, с Сибири (сделала страшные глаза), у меня до сих пор земля под ногами ходит и в ушах «тук-тук, тук-тук» звучит.
Я взмолилась отчаянно, безнадежно, судорожно скрестив на груди руки, и старательно изображая звуками пассажирский экспресс. О идиотская привычка подкреплять свои слова для пущей достоверности неожиданными звуками, до сих пор не могу от нее избавиться. Хотя, учитывая, как это работает, задумываюсь – а надо ли?
Профессор округлил далеко не маленькие от рождения глаза, а я все не унималась. С видом заговорщика я продолжала шептать, постукивая при этом пальцем по розовой брошюре на его столе.
- Меня тут нет, - доверительно сообщила я в следующее мгновенье, - но я есть тут.
И подсунула ему лист формата А4 с названием моего доклада, фамилией и названием места моего географического обитания на земном шаре.
Сказать, что благообразный профессор был поражен содержанием моего шепота и моим не менее загадочным поведением – ничего не сказать. А что он собственно хотел? Чтобы человек, добравшийся сюда и перенесший в пути столько приключений, причем каждое из которых, могло стать сюжетом криминальной хроники, был адекватен в своих словах и поступках?
Пусть вообще скажет спасибо, что я докладчика со сцены не вытолкала и не постучала в лучших традициях Хрущева туфлей по трибуне с воплем: «Я покажу вам Кузькину мать!»
Я ждала решения о возможности выступления, как смертник помилования.
И свершилось чудо: председатель благосклонно кивнул.
И тьма прошедших суток осветилась светом.
И чернота моей измученной души заиграла всеми цветами радуги.
К явному неудовольствию уставших слушателей, на сцену поднялся 27-й докладчик.
С далекого Красноярска.
Оглядев ряды и, поймав в одном из них взгляд ответственного и спокойно добравшихся с ним утром студентов, я ощутила прилив злобно-радостного бешенства. «Да я должна не просто выступить, я должна громить их, как Маргарита квартиру Латунского», - подумалось мне!
Надев свою фирменную улыбку, название которой «Меня переполняет счастье и любовь к землянам и обитателям других миров», я начала доклад, чеканя каждое слово, как кремлевский курсант шаг.
Проснулся разомлевший зал, проснулись члены президиума и, глядя им в лица, уже сходя со сцены, меня озарила сила внутреннего знания: «Это победа, Машуля».
Сразу после выступления наступило какое-то опустошение и отстраненность от происходящего. И это не удивительно: Машута за один день, как птичка- королек, собрала все шипы потрясений своей грудью, и, израненная, пропела свою песню. Один раз, но зато прекраснее всех на свете. А в зале она вдруг начала осознавать краем сознания весь ужас произошедших событий и как-то резко устала.
Ко мне подлетели студенты во главе с ответственным злодеем по секции. Он, видимо, пытался загладить свою вину и вкрадчивым голосом сообщил информацию, что я победила. Хотя вообще-то официальное объявление результатов планировалось на послезавтра.
Потом откуда-то внезапно появилась бутылка коньяка, которую все дружно распили из пластиковых стаканчиков. Стоя, без закуски и запивки, прямо на улице перед больницей. И тут кто - то произнес роковую фразу, всегда являющуюся шагом в неизвестность: «А не продолжить ли нам банкет дружной кампанией в кафе?».
Во время бурного продолжения все собравшиеся лица мужского пола пропели мне по очереди дифирамбы и трогательно просили сходить с ними на прогулку по Москве, излагая просьбу ручкой на салфетках и рассовывая их под мои столовые приборы, типа остальным не видно.
Под влиянием хвалебных речей мое самосознание чудесным образом эволюционировало от серого лохматого воробья до прекрасного лебедя, и я стала – таки потихоньку приходить в себя.
Правда «лебедя» неотступно преследовало просто зудящее желание выкинуть какой - нибудь идиотский фокус.
Ну, это как порой в самых неподходящих местах возникают безумные, но, слава Богу, контролируемые желания, произвести какое – нибудь, внезапное действие или произнести неожиданные слова. Например, во время очередного заказа огорошить собравшуюся мажорную кампанию фразой из разговорника Фроси Бурлаковой: «Мне хлеба и чаю…. стаканов шесть».
И позырить че будет. Ну, так. Чисто поржать. Напужались бы, поди, не приведи Господь…..
Мигом изорвали бы свои салфеточки.
Ну что ж поделаешь, можно конечно притвориться ученой серьезной дамой, но внутреннее шкодное «Я» рвется наружу неумолимо. С трудом загасив свои чертяцкие мысли и сговорившись на очередной салфетке сходить на прогулку с двухметровым студентом после завершения празднества, я с ним и остальной честной кампанией прошествовала к метро.
Где неожиданно обнаружила отсутствие предоставленного на прокат пиджака под плащом.
Воскликнув раз десять: «Какая же я загуменная ворона», - и примерно столько же раз заглянув себе под плащ (как будто пиджак должен был от этих подглядываний волшебным образом появиться), я мобилизовала народ на возвращение в питейное заведение для его изъятия.
Официант на мою робкую просьбу вернуть мною забытое одеяние картинно похлопал ресницами и довольно развязно сообщил следующее, мол никаких пиджаков он здесь в глаза не видел. "И вообще – некогда мне с вами тут" -, заявил он с пренебрежительной гримасой и попытался скрыться.
Вероятно рассчитывая, что уничижительное обращение охладит наш пыл.
Не на тех напал, парниша!
Мой двухсотсантиметровый поклонник молниеносно отрезал ему пути к отступлению от назойливых Нас и, галантно взяв его под локоток, отвел в сторонку. Не знаю, что именно он ему там сказал. Но после «сторонки» у официанта резко прошел склероз и, рассыпаясь потоком извинений, и любезностей он вынес из подсобки три пиджака.
Один из них мужской.
Студент – громадина, по - отечески похлопав его по плечу, с обманчивым выражением умиления на лице произнес сладким голосом – «Нам чужого не надо, но и свое мы не отдадим». Произнеся эти слова, он торжественно облачил меня в вернувшийся пиджак и, состроив зверское выражение лица, кинул на бледного официанта опасный прощальный взгляд с прищуром.
Типа – смотри у меня – не воруй, не убий, не прелюбодействуй!
По возвращению в гостиницу меня накрыла тоска по утерянному с утра кошельку. Тоску я, срываясь на жалобный всхлип, излила на убиравшуюся в номере женщину, приехавшую по ее словам в Москву для заработка, откуда - то с украинского селенья. Женщина оказалось разговорчивой собеседницей, поэтому болтали мы долго и душевно.
Спустя некоторое время после ее ухода из номера в дверь поскреблись.
На пороге стояла она ….
С банкой варенья, кружечкой и какими-то хлебными колобками, просто нереально напоминающими героя сказки, которого «наскребли и намели по сусекам».
На мой вопрос о происхождении колобков она отвечала с гордостью и видимым удовольствием. Оказывается, у нее есть дочка – умница и красавица. Кровинушка ее закончила тимирязевскую сельхозакадемию, а в этом году защищает настоящую кандидатскую диссертацию по повышению пористости хлеба.
А колобки, это не просто колобки это – опытные образцы.
«Я их потихоньку взяла, ну немножко», сказала она, понизив голос и кинув украдкой взгляд на дверь, Вы покушайте».
Я чуть не прослезилась…..
Пористые колобки и варенье оказались удивительно вкусными. Пока я их с прицокиванием от удовольствия поглощала, добрая женщина не только рассказала мне пространную историю своей жизни, но и изо всех сил пыталась меня утешить, правда, несколько оригинальным способом.
Для начала она долго качала головой и подбадривала меня тем, что у людей бывают обстоятельства похуже, и ничего живут. А потом неожиданно добавила: «А в Москве, то такие страсти творятся – люди пропадают и их даже не находят, потому что они идут частями на органы для трансплантации».
Кровь заледенела в моих жилах, от обрушившейся на меня информации, про отнятые у пропавших людей органы. Пористый колобок встал в горле. А женщина, словно не замечая, что я близка к глубокому обмороку очень подробно и деловито рассказывала, что она вообще по этой теме знает.
Утешила, что сказать……..
После ее ухода я еще долго находилась под впечатлением, от услышанного. Расхаживала по номеру и пугалась собственного отражения в зеркале – лицо было перекошено ужасом и отливало мертвенной бледностью, к тому же было ощущение, что на нем нет ни носа, ни губ, не щек, только испуганная чернота вытаращенных глаз.
Хотя если быть до конца откровенной положительный эффект от страшных историй все таки был. Так сказать отдаленный результат. Перебоявшись, я с довольным видом себя внимательно осмотрела.
А что я парюсь собственно?
Органы все на месте, пиджак в шкафу, у меня сегодня свидание с симпатичным студентом и вообще я заняла первое место – в общем, жизнь налаживается.
А через день было торжественное награждение лауреатов в центральном доме Железнодорожника. Открыли вечер песни в исполнении немного необычного набора артистов.
Ярко выступил Лев Лещенко, сердечно ему вторила Валентина Толкунова, зажигательно в выступление мэтров отечественной эстрады вклинилась группа «Хай Фай». Несмотря на странное сочетание, казалось бы, не сочетаемых певческих репертуаров начало праздника определенно удалось - все присутствующие были на позитиве и зал сиял от улыбок.
Следующим этапом мероприятия стало приглашение победителей различных секций на сцену. В числе подавляющего большинства москвичей за своей наградой вышла и я.
И пусть уровень события даже рядом не стоял с вручением голливудского Оскара, для меня это был «День всей моей жизни». Это был мой, тайный, персональный Оскар.
В душе моей звучала прекрасная музыка победителя и я, сжимая свою диплом и подарки, беззвучно одними губами прошептала самой себе фразу небожителей с красной дорожки, помните ну эту – извечную, благодарственную – «Спасибо родителям, спасибо близким и друзьям, спасибо режиссеру, тьфу ты черт…. Руководителю конечно….»
Даже теперь, через столько лет я вспоминаю эту залитую светом сцену и ощущаю счастье, которой охватило меня тогда.
Всеобъемлющее и всепоглощающее.
Это был не просто мой звездный час, это был момент истины.
Момент торжества ума и победы, вопреки и назло всему, навсегда врезавшийся в мою в память, вместе со словами дарственной надписи в хирургическом справочнике, сделанной профессором из Москвы.
«Познать людей и, несмотря на это
Познанью роковому, вопреки
К ним сохранить любовь!
Не только жалость……
Вот смысл моих пожеланий Вам как будущему врачу и ученому!
Вместо эпилога
Слушая мои откровения о событиях, сопровождающих мое пребывание в Москве, племянник москвич только всплескивал руками и громко давался диву. Надивившись, родственник клятвенно заверил, что купит мне билет на обратную дорогу, что он и сделал.
Три года спустя, копаясь в старом блокноте, я неожиданно обнаружила телефон Димы с Москвы и, подчинившись внезапному порыву, набрала его. Он долго не мог вспомнить Машу из Сибири, как и содержание, оказанной ей когда - то бескорыстной помощи, о которой она до сих пор думает с теплом и благодарностью. А, наконец, вспомнив, обеспокоенно поинтересовался – «А а а а а, Маша, у тебя все нормально?»
Этот разговор был первым и последним нашим разговором.
Прошли годы, его телефон утерялся, я сменила свой номер……
Не знаю, кто был этот человек, где и что с ним сейчас, почему он помог мне тогда.
Как впрочем, не знаю и дальнейшую судьбу женщины с пористыми колобками.
Я знаю одно.
Когда моя вера в людей. В их бескорыстность, порядочность, сострадание к ближнему, начинает угасать я всегда вспоминаю эту историю и она вспыхивает с новой силой.
Освещая мне путь дальше.
P.S
За сим откланиваюсь. Да освятит лица читающих улыбка))))))))
Навсегда ваша, Мария.
.
URL записиИ снова всё чистая автобиографическая правда устами начинающего писателя и врача-уролога со стажем.
О невероятных приключениях Марии.
Эту историю я знаю наизусть, и сколько слышу - столько же раз цепенею от ужаса и складываюсь пополам от хохота.
Встречаем.
читать дальшеЧто такое человеческая память?
«Высший пилотаж психики по запечатлению, хранению и воспроизведению прошлого опыта». Понятие, предлагаемое в статьях, отражает суть процесса, но у каждого из нас свои аллегории на этот счет.
Для меня человеческая память сравнима с Городом.
По прошествии времени наш Город разрастается воспоминаниями, как новостройками. Так рождаются новые улицы, проспекты, развивается инфраструктура.
Все мы разные и у каждого из нас свои личные тараканы в голове и, соответственно – свой Город. А вот названия улиц очень похожи. Это как в жизни. Почти в любом городе есть улица – Советская, Мира, Строителей, Набережная, Школьная.
Так и у нас – улица Разочарований, Боли, Любви, Предательства, Счастья, Страданий, которые мы сам щедро заселяем людьми, живыми и теми, кого уже с нами нет…..
Лично в моем мегаполисе почти все улицы с негативной окраской названий сливаются как кровеносные сосуды в сердце на переулочек – «Сама виновата, Дура!», а позитивные на - «Все произошедшее – Чудо Божье»
Осознанно, а иногда даже не отдавая себе отчета, мы устраиваем себе туда экскурсии. По плохим улицам ходить никто, кроме моральных мазохистов не любит: темно там, страшно и неуютно. Хотя по молодости и глупости нас туда частенько заносит. Это ведь умудренные опытом мы каждое воспоминание встречаем на жаргоне дворовой шпаны - «Эй ты, слышь воспоминание, с какого района?»
И если с неблагополучного – спешим ретироваться. И это абсолютно логично, ведь если разобраться, жизнь многих людей направлена не на поиск наслаждений, а на избегание боли. Вот и мы стараемся избегать боли от блуждания по горестным воспоминаниям.
А легкомысленная юность, подобно заблудившемуся гостю Города, выныривает опрометчиво на зловещую окраину, пугается и начинает тормошить случайных прохожих - « мне сюда не надо было, как же мне отсюда выбраться?!»
Истории, которые я хочу вам поведать, проживают на самом посещаемом мной и друзьями – туристами проспекте «Невероятные приключения Маши». Расположен он в живописном историческом центре и гулять по нему всегда увлекательно. Каждое здание неповторимо и рождает ностальгическую улыбку. Моя любовь к проспекту – взаимна. В любое время дня и ночи он принимает меня в распростертые объятия и здесь как у гениального Гюго в его Соборе – даже камни отзываются на мое имя.
Допускаю, что отношение к описываемым событиям у читателей может быть многоликим и даже вовсе непредсказуемым. Но думаю, что каждый, кто хоть чуть - чуть знает меня лично или по рассказам, согласится - все они вполне в моем духе, а из песни, как и из истории, претендующей на реальную основу, сами понимаете, – слов не выкинешь.
Итак, рассказ первый.
Назову его, перефразируя один знаменитый фильм с Антонио Бандерасом просто и со вкусом –
«Однажды в Москве».
Итак, 2004 год. Восемь лет прошло. А яркость воспоминаний и запускаемые ими эмоции не померкли. Попробую объективно набросать штрихами свой психологический портрет того времени.
Студентка последнего курса мединститута. Амбициозная провинциалка, пусть и без печати гениальности и багажа школьных знаний исходно, но с удивительной памятью и диким желанием доказать всему миру, что каждый сам зажигает свою Звезду.
Скажем сейчас этому громкое и насмешливое – «Хе!»
Мир вокруг меня жил полнокровной жизнью. Однокурсники встречались, влюблялись, женились, разводились, снова влюблялись. Мне же, как в песне не везло с этим так, что просто беда…..
Может быть, именно поэтому я с упрямством, граничащим с религиозным фанатизмом, бегала как заведенная по всевозможным научным обществам. Дабы на очередной конференции получить в дрожащие от восторга руки очередную картонку диплома. Так сказать сублимировала….
Однако, несмотря на то, что количество научных трудов росло в геометрической прогрессии, отправлять меня для их презентации за пределы Красноярска сновские (примечание от Анри: СНО – студенческое научное общество) гуру не отваживались.
И, черт возьми, я их сейчас прекрасно понимаю.
Ну не вязался мой образ с тем, что приятно явить миру. Хотя речь моя была четкой и связной, да и большинство каверзных вопросов, благодаря ударному труду на ниве науки, мне удавалось отбивать так же лихо, как Шараповой теннисные мячики.
Но!
Уж слишком я напоминала внешне этакого взлохмаченного воробья – маленького, серенького и растрепанного.
Лохматость объяснялась недоверием, к коварным парикмахерам, оболванившим меня однажды на манер персонажа, пишущего письмо турецкому султану. Воистину это профессиональная прослойка подтвердила тогда ср.церк – слав. значение слова коварство – коватизъiа- «замышлять недоброе» (словарь М.Фасмера).
Причем она, судя по виду моей прически, не - только замыслила, но и осуществила
После этого ваш покорный слуга, используя канцелярский клей, и свой собственный нос просто вынужден был
(каюсь, конечно) ввести в заблуждение доброго фельдшера в медпункте внезапным насморком, поразившим его во цвете лет. Помню одногруппник, застукавший меня за заливанием клея в носовые ходы присвистнул и воскликнул с восхищением – «Ловко, однако!» А что было делать…….. Справка, выданная жертве парикмахерского беспредела изрыгающей громогласный чих, позволила ей хоть чуть-чуть обрасти за неделю и избежать ненужных взглядов и глупых вопросов.
По причине презрения, которым я облила после инцидента, всех людей на планете Земля вооруженных ножницами и расческой кудри мои торчали в разные стороны как у домовенка Кузи, сунувшего пальцы в розетку.
Одежда тоже была эээээ, мягко говоря, своеобразной.
Как говорят мудрецы – чтобы купить костюм, нужно иметь костюм.
Ну и вкус конечно.
Буду честна, как на присяге. Ни того ни другого не имелось в наличии.
Поэтому покупка любой вещи для меня была сравнима с зубной болью. С космической скоростью я обычно проносилась по китайскому вещевому рынку, выхватывая из этого гудящего муравейника первое, что попадалось в руки, и бежала оттуда, как- будто сама смерть гналась за мной, обжигая пятки.
Так что, друзья – вечное сократовское - «Заговори, чтоб я тебя увидел» разбивалось вдребезги о русское народное – «Встречают все- таки по одежке».
Вот, в целом и весь мой портрет.
Кстати, про заговорила…..
Оформляла мой портрет рама из совершенно невозможных, я бы даже сказала по-деревенски грубоватых речевых оборотов. Обороты чудесным образом терялись во время научных докладов и неожиданно образовывались в обычной жизни.
Думаю, это была моя своеобразная защитная реакция на мир.
Однако, любой непосвященный в этот мой парадокс, понятное дело, пообщавшись со мной вне конференц-зала, испытывал желание воскликнуть по примеру Розы Абрамовны из «Гадюки» - «Это какой - то демобилизованный солдат, ну разве это женщина!».
Все эти мои прибабасы настораживали ученых мужей, и отношение большинства из них ко мне складывалось специфическое. Меня разглядывали с любопытством естествоиспытателя и что - то вроде «Кто же это сладкоголосое лесное чудище, а оно случаем не кусается?!» сквозило в их взглядах, кидаемых с реальной опаской в мою сторону.
Несмотря на все это, на шестом курсе случилось чудо. Руководство научного общества приняло решение об отправке двух студенток на конференции, в города Томск и Москву.
Прелестную Леночку, с льняными волосами, фарфоровой кожей и искрящимися интеллектом и радостью жизни глазами в обрамлении пушистых ресниц, почему-то в Томск.
А вышеописанную меня, аж в саму столицу….
Оправившись от совершенно искреннего изумления, я решила оправдать возложенное на меня высокое доверие всеми возможными и невозможными способами.
Собирали меня в неблизкий путь – всем Миром, всей Планетой, всей Землей!!!
Набор предоставленных добрыми самаритянами вещей возглавляли, как в списке Шпака, два пиджака – один черный, другой красный, дальше следовали всякие мелочи - белая блуза, фен, в количестве – по одной штуке.
Портсигаров и магнитофонов, правда, не было, врать не буду, по вполне понятной ненадобности в грядущем путешествии.
Я до одури учила доклад и даже в поезде продолжала бубнить его днем и ночью, к явному неудовольствию соплацкартников. Апогеем моего научного безумия стало трехчасовое разглагольствование на тему электрохимической детоксикации в гнойной хирургии, и перечисление заслуг в этой области доктора наук Петросяна. И, о которой, как о высшем достижении научной мысли, я спешила поведать в первопрестольной.
Глаголила я случайному попутчику, смиренно покорившемуся мне как неизбежному злу. Мужчина слушал мои речи, заворожено и не сводил с моего воодушевленного лица немигающих черных глаз, подобно змее взирающей на факира.
Правда по окончании моего словоблудия он разрушил мое наивное убеждение о волшебной силе науки для простых смертных, поскольку длинно- сладко зевнул и заявил устало:- «А я думал, что Петросян это комик». И мгновенно уснул.
И вот я в Москве. На перроне меня встречал племянник и ответственный по секции «Хирургия» студент москвич, оба держали в руках огромные плакаты с моей благозвучной и говорящей фамилией, видимо чуя, что без этого поймать меня будет не так-то просто.
Местом проживания сибирского гиганта хирургической мысли было определено общежитие Тимирязевской сельскохозяйственной академии, лихо переделанное предприимчивыми москвичами под гостиницу. Моей соседкой стала врач – стоматолог, приехавшая на стоматологическую выставку, для пополнения своих и без того полных, судя по ее собственным отзывам, стоматологических знаний.
Конференция намечалась на утро.
И вот – вечер. Как говорится – ничто не предвещало беды. Откушав позднего ужина, я надела свою любимую пижаму с бегемотами и приготовилась к объятиям Морфея.
Как вдруг из угла стоматолога раздался устрашающий РЫК!
Рык нарастал как пожарная сирена и оказался на поверку храпом, ужаснее которого я ничего ранее не слыхивала….
Что я только не делала.
Засовывала в уши самодельные беруши из шариков для снятия макияжа, потом свою голову под подушку, откуда извлекала ее красную и мокрую от пота со ртом, судорожно хватающим воздух. Озверев окончательно, я подкралась к этой рычащей женщине и начала совершать вокруг ее ложа что-то наподобие ритуального танца с посвистыванием, потоптыванием и хлопаньем в ладоши.
Ничего не помогало.
Стоматолог сладко спал, как человек, заплативший все налоги, причем не только за себя, но и за всех своих потомков. Ну, или делал вид, что спал.
В какой - то момент меня даже посетила безумная идея, что она вражеский лазутчик, этакий «шумовик» подосланный для моей нейтрализации как возможного конкурента. Правда я быстро себя одернула, не за Нобелевскую же премию все- таки приехала бороться. Нобелевская не Нобелевская, но с заспанной и опухшей от недосыпа мордахой москвичей не покорить, думала я невеселые думы.
И тут неожиданно я нашла себе местечко для сна, пожалуй, единственно возможное в этой, согласитесь непростой ситуации. Корячась всем телом и непрерывно наступая на сползающие от натуги пижамные штаны и по причине оного практически с голой пятой точкой, я перенесла огромный матрасище с кровати в ванну. С превеликим трудом водрузив его в место, которое предназначено для омовения тела и соорудив себе нечто вроде гнезда, я, вконец умаявшись, провалилась с глубокий сон под звук падающих капель и пение сверчков.
Утром, замахнув стакан кефира, и бросив ненавидящий взгляд на продолжающую свое «тувинское горловое пение» соседку, я помчалась к метро. Дело в том, что в списке моих личных владений сотовый телефон, как предмет небывалой роскоши, не значился и посему опаздывать к месту сбора докладчиков у памятника на Ярославском вокзале, было смерти подобно!
Я прибыла за полчаса до намеченной встречи и с видом деловой женщины начала обхаживать кругами стрелковочный памятник
Но.
Кроме бомжихи, в странном головном уборе, с какими - то обвисшими грязными перьями, испрашивающей заунывным голосом у меня копеечку на прожитье, никто так и не появился. Ни через полчаса. Ни через час. А сунув через некоторое время руку в сумку, я обнаружила две вещи.
Первое – программку конференции с адресом – Будайская, 4.
Второе – пропажу кошелька с деньгами на проезд.
Где его подрезали – одному Богу известно.
Мда уж, видимо все-таки ночная борьба с соседкой за мир без храпа и ночевка в гнездовье на дне ванны не прошла бесследно и напрочь ослабила мою бдительность.
При ревизии сумма оставшихся финансов составила -30 российских рублей.
О Боги!
Я воздела руки к небесам. А вы бы не воздели?!
Что такое для впервые приехавшей из Сибири докладчицы скупая информация о Будайской, 4. Капля в море! Куда мне ехать на эти тридцать целковых прикажете? Где они эти проклятые люди, и у какого чертового памятника (и у памятника ли?) они все собрались и свалили по загадочному адресу, указанному в розовой брошюре…..
Видимо мое отчаянье, судорожные прыжки из стороны в сторону, воздевание рук к небесам с попеременным угрожающим помахиванием кулаками невидимым докладчикам, а также ежесекундным хватанием себя за волосы, напугало бомжиху до полусмерти и она, пятясь и глядя мне в междубровье, быстро-быстро исчезла в подземке.
Движение остальных прохожих, достигающих Безумную Меня, тоже параболически менялось, и я поняла. Причем поняла отчетливо. Дела мои плохи и не просто плохи. Я - в полном дерьме.
Просто по уши.
И тут я как утопающий схватилась за соломинку.
Дело в том, что мимо меня в этот страшный час и в эту страшную минуту проходил довольно-таки щуплой комплекции человек в черном-черном пиджаке.
Человек отдаленно и неуловимо напоминающий Дитя гор, ну или попросту грузина, возможно метис. Шестым чувством я уже понимала, что от чистопородных братьев славян помощи не дождешься, они обходили меня как пациента лепрозория, игнорируя даже попытку встретиться с ними взглядом, не говоря уже о том, чтобы с ними заговорить о своей беде.
Я решительно преградила метису дорогу и, заламывая руки, отчаянно обратилась к нему с просьбой позвонить по его сотовому телефону, посулив дать за услугу денег (конечно, у меня же целых тридцать рублей, забыли?!).
Параллельно я поведала о далекой заснеженной Сибири, хитроумном ответственном-безответственном студенте, отбывшем в неизвестном направлении, и вообще, что это не город, а КАРАУЛ, и я хочу домой! Закончила я все высокохудожественным всхлипом и протяжным «УУУУУУ» - завыванием волчонка с перебитыми лапами.
Во время моего вокзального «плача Ярославны» глаза Полугорца - Полунеизвестнокого осветились искренним участием и он, судя по всему, проникся горем внешне не совсем адекватной сибирячки с клоками собственных волос в руках, так как на последнем - «У», он, молча и торжественно, протянул мне свой сотовый.
Смотрел он на меня во время этого протягивания, как Данко вырвавший и протягивающий людям свое сердце.
Ответственный студент, пойманный сотовой паутиной, неизвестно в территориальном смысле где, провещал голосом, не выражающим абсолютно никаких эмоций, что конференция уже так сказать идет полным ходом, нууу, а мне, мне всего-то нужно сесть на электричку и приехать на платформу Яуза, а там полем, лесом, в общем, язык доведет….
И отключился.
Я сжимала ни в чем невиноватую трубку, как Высоцкий письмо, то есть как голову змеи, только у него там сочился яд измены, а у меня вполне оформленное осознание того, что меня только что, по-жесткому кинули, и я в глубоком нокауте.
Незнакомец, давший телефон, потрясенно смотрел, как слезы градом катятся по моим щекам, и как судорожно до побелевших костяшек я сжимаю его средство связи, и вообще, веду себя так, будто я поговорила по нему не с человеком из плоти и крови, а с жителем преисподней.
Неожиданно мои немые рыдания прервались чистой русской речью, исходящей из уст, взиравшего на меня, владельца телефона.
«Значит так. Меня зовут Дима, сейчас я встречу двух друзей с поезда и мы тебя отвезем. Ничего у этого Сту – ден - та, тут он сурово погрозил пальцем своему сотовому, не выйдет. Не двигайся с места, продолжал он командным голосом, телефон я тебе оставляю. Вот номер моего второго сотового, если что».
Сразу маленько забоявшись неизвестного «если что», я послушно мотнула головой и протянула жалобно – «ага».
Не прошло и десяти минут, как человек в черном-черном пиджаке появился с двумя сотоварищами и усадил меня, как в детской страшилке, в черный-черный мерседес, купив предварительно карту Москвы.
По квадратам, загадочная Будайская, 4 нашлась неожиданно быстро, и мы помчались под звуки моего доклада, который от всех свалившихся на меня потрясений, начал почему-то забываться.
Место конференции неумолимо приближалось, и тут мы остановились на заправке.
Что вы думаете, заправились-поехали?
Ха!
Еще раз – Ха!
Поев московского бензина, гордый немецкий автомобиль издал неприличный и пугающий звук: «Чих – пых-пых – пууу», дернулся, как смертельно подстреленный зверь, и замер…..
Мой благодетель поначалу предпринял безуспешные и многочисленные попытки реанимировать, так некстати выкинувшую гадкий номер, машину.
Во время «реанимации» в его речь вплетались длинные ругательства на чудном языке, но и они ощутимой пользы, понятно дело, не приносили.
Злобно попинав безмолвную машину по колесам, оббежав ее раз пять по периметру, и изрыгнув при этом все возможные проклятья, водитель, наконец - то молча сел и уткнулся тоскливо в руль.
И вдруг тягостную и затянувшуюся тишину разрезала приглушенная речь пассажиров с заднего сиденья:
«Это баба эта во всем виновата».
Я, с мгновенно похолодевшими жилками и поджилками во время этого зловещего шепотка, четко и горестно осознала: владельцы голосов, посовещавшись между собой, пришли к опасному выводу, о том, что волна моего тотального невезения, по всей видимости, распространяется и на них, подобно смертельному радиационному излучению.
Ну, волна эта вроде, как суслик в «Мимино», ее хоть и не видно, а она - есть.
Дмитрий, правда, сразу пресек эти шипящие инсинуации, презрительно пшикнув в сторону, откуда они доносились, что меня успокоило и отогнало липкий страх, аспидом заползающий в мою душу от сложившейся ситуации.
Сразу после этого он как-то очень целеустремленно выбежал на проезжую часть и просто грудью остановил в следующую минуту белую «Ниву», пригласив меня знаками подойти.
Сев в машину вместе со мной, он подробно объяснил водителю по карте, куда меня нужно везти, заплатил ему за мой проезд пятьсот (!!!) рублей, подарил карту, а мне записал номера всех своих телефонов с просьбой звонить в случае проблем. Погрозив на прощанье, что записал номер «Нивы», и если что- то со мной случится, он найдет водилу в небе, на земле и под землей, он пожал мне руку и оставил наедине, с испуганным его темпераментом, мужчиной за рулем, и не менее испуганной женщиной на заднем сиденье.
Несколько минут мы ехали в гробовом молчании, а потом я тихонечко завела свою шарманку с детоксикацией.
Водитель, вслушавшись в мое бормотание, удивленно вскинул брови и поинтересовался – «А Вы что, врач?».
Получив утвердительный ответ, он почему-то заинтересованно стал расспрашивать, а умею ли я лечить зубы. Я уставилась на него вопрошающе. А он, между тем, продолжал.
Дело в том, грустно повел он рассказ, что они с женой – беженцы с Боснии и Хорватии, сбежали от войны, живут в машине и возможности полечить внезапно разболевшийся зуб, он не имеет. Типа, не могу ли помочь.
Тут уж у меня брови полезли…..
Ох, мляяяяяяяяяяяяяя!!!!!!!!!!!!
Из огня да в полымя…..
Значится теперь еще и беженцы……
«Не, я не по зубам», - тихо-тихо, как мышка-норушка, пискнула я и все дорогу не проронила больше не слова, прекрасно понимая, что детоксикация в доме на колесах вопиюще неуместна.
Вот и нарисовалась Будайская, 4, я попрощалась с беженцами и с мыслями: «Ужо я вам всем покажу», - направилась к парадному входу.
Гардеробщица оказалась крупной бабой, которая принимая мою куртку, попыталась срезать меня на лету убийственной фразой с сильным украинским акцентом: « Но що ти дитинко, куди ти бiжишь то, конференцiя то, давно закончiлася»
Но остановить «дитинку» после всего случившегося за эти сутки не представлялось возможным не только этой бабище, с ее трагически-безысходным «закончiлася», но и самому Сатане !!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Я вошла в зал под фразу с президиума: «А теперь мы заслушаем последний доклад».
В ответ на эти слова в зале произошло торопливое шевеление, и на сцену уверенной походкой направилась бойкая девица, в ядовито-зеленом брючном костюме.
По злой иронии судьбы мой доклад даже не был внесен в программу выступлений, из-за отсутствия его электронного варианта в списках заявок.
Но отступать было некуда.
Рубикон, как говорится, пройден.
Тут уж или грудь в крестах, или голова в кустах.
Мягко ступая, с невесть откуда взявшейся кошачьей грацией, на глазах у изумленной толпы и ответственного студента, с недоумением наблюдавшего за моими маневрами, я пробралась к главе президиума – седовласому профессору.
И горячо зашептала ему прямо в ухо:
«Позвольте выступить, я с поезда, с Сибири (сделала страшные глаза), у меня до сих пор земля под ногами ходит и в ушах «тук-тук, тук-тук» звучит.
Я взмолилась отчаянно, безнадежно, судорожно скрестив на груди руки, и старательно изображая звуками пассажирский экспресс. О идиотская привычка подкреплять свои слова для пущей достоверности неожиданными звуками, до сих пор не могу от нее избавиться. Хотя, учитывая, как это работает, задумываюсь – а надо ли?
Профессор округлил далеко не маленькие от рождения глаза, а я все не унималась. С видом заговорщика я продолжала шептать, постукивая при этом пальцем по розовой брошюре на его столе.
- Меня тут нет, - доверительно сообщила я в следующее мгновенье, - но я есть тут.
И подсунула ему лист формата А4 с названием моего доклада, фамилией и названием места моего географического обитания на земном шаре.
Сказать, что благообразный профессор был поражен содержанием моего шепота и моим не менее загадочным поведением – ничего не сказать. А что он собственно хотел? Чтобы человек, добравшийся сюда и перенесший в пути столько приключений, причем каждое из которых, могло стать сюжетом криминальной хроники, был адекватен в своих словах и поступках?
Пусть вообще скажет спасибо, что я докладчика со сцены не вытолкала и не постучала в лучших традициях Хрущева туфлей по трибуне с воплем: «Я покажу вам Кузькину мать!»
Я ждала решения о возможности выступления, как смертник помилования.
И свершилось чудо: председатель благосклонно кивнул.
И тьма прошедших суток осветилась светом.
И чернота моей измученной души заиграла всеми цветами радуги.
К явному неудовольствию уставших слушателей, на сцену поднялся 27-й докладчик.
С далекого Красноярска.
Оглядев ряды и, поймав в одном из них взгляд ответственного и спокойно добравшихся с ним утром студентов, я ощутила прилив злобно-радостного бешенства. «Да я должна не просто выступить, я должна громить их, как Маргарита квартиру Латунского», - подумалось мне!
Надев свою фирменную улыбку, название которой «Меня переполняет счастье и любовь к землянам и обитателям других миров», я начала доклад, чеканя каждое слово, как кремлевский курсант шаг.
Проснулся разомлевший зал, проснулись члены президиума и, глядя им в лица, уже сходя со сцены, меня озарила сила внутреннего знания: «Это победа, Машуля».
Сразу после выступления наступило какое-то опустошение и отстраненность от происходящего. И это не удивительно: Машута за один день, как птичка- королек, собрала все шипы потрясений своей грудью, и, израненная, пропела свою песню. Один раз, но зато прекраснее всех на свете. А в зале она вдруг начала осознавать краем сознания весь ужас произошедших событий и как-то резко устала.
Ко мне подлетели студенты во главе с ответственным злодеем по секции. Он, видимо, пытался загладить свою вину и вкрадчивым голосом сообщил информацию, что я победила. Хотя вообще-то официальное объявление результатов планировалось на послезавтра.
Потом откуда-то внезапно появилась бутылка коньяка, которую все дружно распили из пластиковых стаканчиков. Стоя, без закуски и запивки, прямо на улице перед больницей. И тут кто - то произнес роковую фразу, всегда являющуюся шагом в неизвестность: «А не продолжить ли нам банкет дружной кампанией в кафе?».
Во время бурного продолжения все собравшиеся лица мужского пола пропели мне по очереди дифирамбы и трогательно просили сходить с ними на прогулку по Москве, излагая просьбу ручкой на салфетках и рассовывая их под мои столовые приборы, типа остальным не видно.
Под влиянием хвалебных речей мое самосознание чудесным образом эволюционировало от серого лохматого воробья до прекрасного лебедя, и я стала – таки потихоньку приходить в себя.
Правда «лебедя» неотступно преследовало просто зудящее желание выкинуть какой - нибудь идиотский фокус.
Ну, это как порой в самых неподходящих местах возникают безумные, но, слава Богу, контролируемые желания, произвести какое – нибудь, внезапное действие или произнести неожиданные слова. Например, во время очередного заказа огорошить собравшуюся мажорную кампанию фразой из разговорника Фроси Бурлаковой: «Мне хлеба и чаю…. стаканов шесть».
И позырить че будет. Ну, так. Чисто поржать. Напужались бы, поди, не приведи Господь…..
Мигом изорвали бы свои салфеточки.
Ну что ж поделаешь, можно конечно притвориться ученой серьезной дамой, но внутреннее шкодное «Я» рвется наружу неумолимо. С трудом загасив свои чертяцкие мысли и сговорившись на очередной салфетке сходить на прогулку с двухметровым студентом после завершения празднества, я с ним и остальной честной кампанией прошествовала к метро.
Где неожиданно обнаружила отсутствие предоставленного на прокат пиджака под плащом.
Воскликнув раз десять: «Какая же я загуменная ворона», - и примерно столько же раз заглянув себе под плащ (как будто пиджак должен был от этих подглядываний волшебным образом появиться), я мобилизовала народ на возвращение в питейное заведение для его изъятия.
Официант на мою робкую просьбу вернуть мною забытое одеяние картинно похлопал ресницами и довольно развязно сообщил следующее, мол никаких пиджаков он здесь в глаза не видел. "И вообще – некогда мне с вами тут" -, заявил он с пренебрежительной гримасой и попытался скрыться.
Вероятно рассчитывая, что уничижительное обращение охладит наш пыл.
Не на тех напал, парниша!
Мой двухсотсантиметровый поклонник молниеносно отрезал ему пути к отступлению от назойливых Нас и, галантно взяв его под локоток, отвел в сторонку. Не знаю, что именно он ему там сказал. Но после «сторонки» у официанта резко прошел склероз и, рассыпаясь потоком извинений, и любезностей он вынес из подсобки три пиджака.
Один из них мужской.
Студент – громадина, по - отечески похлопав его по плечу, с обманчивым выражением умиления на лице произнес сладким голосом – «Нам чужого не надо, но и свое мы не отдадим». Произнеся эти слова, он торжественно облачил меня в вернувшийся пиджак и, состроив зверское выражение лица, кинул на бледного официанта опасный прощальный взгляд с прищуром.
Типа – смотри у меня – не воруй, не убий, не прелюбодействуй!
По возвращению в гостиницу меня накрыла тоска по утерянному с утра кошельку. Тоску я, срываясь на жалобный всхлип, излила на убиравшуюся в номере женщину, приехавшую по ее словам в Москву для заработка, откуда - то с украинского селенья. Женщина оказалось разговорчивой собеседницей, поэтому болтали мы долго и душевно.
Спустя некоторое время после ее ухода из номера в дверь поскреблись.
На пороге стояла она ….
С банкой варенья, кружечкой и какими-то хлебными колобками, просто нереально напоминающими героя сказки, которого «наскребли и намели по сусекам».
На мой вопрос о происхождении колобков она отвечала с гордостью и видимым удовольствием. Оказывается, у нее есть дочка – умница и красавица. Кровинушка ее закончила тимирязевскую сельхозакадемию, а в этом году защищает настоящую кандидатскую диссертацию по повышению пористости хлеба.
А колобки, это не просто колобки это – опытные образцы.
«Я их потихоньку взяла, ну немножко», сказала она, понизив голос и кинув украдкой взгляд на дверь, Вы покушайте».
Я чуть не прослезилась…..
Пористые колобки и варенье оказались удивительно вкусными. Пока я их с прицокиванием от удовольствия поглощала, добрая женщина не только рассказала мне пространную историю своей жизни, но и изо всех сил пыталась меня утешить, правда, несколько оригинальным способом.
Для начала она долго качала головой и подбадривала меня тем, что у людей бывают обстоятельства похуже, и ничего живут. А потом неожиданно добавила: «А в Москве, то такие страсти творятся – люди пропадают и их даже не находят, потому что они идут частями на органы для трансплантации».
Кровь заледенела в моих жилах, от обрушившейся на меня информации, про отнятые у пропавших людей органы. Пористый колобок встал в горле. А женщина, словно не замечая, что я близка к глубокому обмороку очень подробно и деловито рассказывала, что она вообще по этой теме знает.
Утешила, что сказать……..
После ее ухода я еще долго находилась под впечатлением, от услышанного. Расхаживала по номеру и пугалась собственного отражения в зеркале – лицо было перекошено ужасом и отливало мертвенной бледностью, к тому же было ощущение, что на нем нет ни носа, ни губ, не щек, только испуганная чернота вытаращенных глаз.
Хотя если быть до конца откровенной положительный эффект от страшных историй все таки был. Так сказать отдаленный результат. Перебоявшись, я с довольным видом себя внимательно осмотрела.
А что я парюсь собственно?
Органы все на месте, пиджак в шкафу, у меня сегодня свидание с симпатичным студентом и вообще я заняла первое место – в общем, жизнь налаживается.
А через день было торжественное награждение лауреатов в центральном доме Железнодорожника. Открыли вечер песни в исполнении немного необычного набора артистов.
Ярко выступил Лев Лещенко, сердечно ему вторила Валентина Толкунова, зажигательно в выступление мэтров отечественной эстрады вклинилась группа «Хай Фай». Несмотря на странное сочетание, казалось бы, не сочетаемых певческих репертуаров начало праздника определенно удалось - все присутствующие были на позитиве и зал сиял от улыбок.
Следующим этапом мероприятия стало приглашение победителей различных секций на сцену. В числе подавляющего большинства москвичей за своей наградой вышла и я.
И пусть уровень события даже рядом не стоял с вручением голливудского Оскара, для меня это был «День всей моей жизни». Это был мой, тайный, персональный Оскар.
В душе моей звучала прекрасная музыка победителя и я, сжимая свою диплом и подарки, беззвучно одними губами прошептала самой себе фразу небожителей с красной дорожки, помните ну эту – извечную, благодарственную – «Спасибо родителям, спасибо близким и друзьям, спасибо режиссеру, тьфу ты черт…. Руководителю конечно….»
Даже теперь, через столько лет я вспоминаю эту залитую светом сцену и ощущаю счастье, которой охватило меня тогда.
Всеобъемлющее и всепоглощающее.
Это был не просто мой звездный час, это был момент истины.
Момент торжества ума и победы, вопреки и назло всему, навсегда врезавшийся в мою в память, вместе со словами дарственной надписи в хирургическом справочнике, сделанной профессором из Москвы.
«Познать людей и, несмотря на это
Познанью роковому, вопреки
К ним сохранить любовь!
Не только жалость……
Вот смысл моих пожеланий Вам как будущему врачу и ученому!
Вместо эпилога
Слушая мои откровения о событиях, сопровождающих мое пребывание в Москве, племянник москвич только всплескивал руками и громко давался диву. Надивившись, родственник клятвенно заверил, что купит мне билет на обратную дорогу, что он и сделал.
Три года спустя, копаясь в старом блокноте, я неожиданно обнаружила телефон Димы с Москвы и, подчинившись внезапному порыву, набрала его. Он долго не мог вспомнить Машу из Сибири, как и содержание, оказанной ей когда - то бескорыстной помощи, о которой она до сих пор думает с теплом и благодарностью. А, наконец, вспомнив, обеспокоенно поинтересовался – «А а а а а, Маша, у тебя все нормально?»
Этот разговор был первым и последним нашим разговором.
Прошли годы, его телефон утерялся, я сменила свой номер……
Не знаю, кто был этот человек, где и что с ним сейчас, почему он помог мне тогда.
Как впрочем, не знаю и дальнейшую судьбу женщины с пористыми колобками.
Я знаю одно.
Когда моя вера в людей. В их бескорыстность, порядочность, сострадание к ближнему, начинает угасать я всегда вспоминаю эту историю и она вспыхивает с новой силой.
Освещая мне путь дальше.
P.S
За сим откланиваюсь. Да освятит лица читающих улыбка))))))))
Навсегда ваша, Мария.
.